«Мы создаем систему глобального бартера»
Яна Милюкова
BFM.RU
9 декабря 2008 года // Макроэкономика, Россия, Антикризис
Герман Стерлигов возвращается в бизнес, но со старой идеей — биржей «Алиса» №2, где он собирается сводить людей, меняющих один товар на другой. В своем интервью BFM.ru он рассказал, как собирается реализовывать идею.
— Герман Львович, вас принято в бизнес-среде считать человеком, остро чувствующим конъюнктуру рынка. В свое время вы открыли первую в СССР товарную биржу «Алиса», потом вы занялись производством гробов. Сейчас вы выступаете с проектом Антикризисного расчетно-торгового центра. Вы считаете, что именно сейчас настала самая подходящая ситуация для возвращения в экономику бартера, вескелей и прочих денежных суррогатов из эпохи 90-х?— Я гробы никогда не производил. Это была шутка. Я думал, что все поймут, что это шутка, но люди не поняли, и поэтому я еще покуражился немного. А так, слоганом бы пометить «Наши гробики — без диеты и аэробики» — это шутка юмора, «Гробовая контора братьев Стерлиговых». Вообще мы это сделали... Побудительный мотив был следующий — начиналась кампания агрессии в Ираке. Я сидел у себя в офисе, я тогда работал на Красной площади. И шел вопрос обсуждения в сенате и конгрессе США по поводу того, чтобы дать президенту исполнительную власть, и добро на проведение, на начало войны. А поскольку я противник войны, и мне жалко и американских солдат, и иракских людей, их матерей, я вообще не люблю войну, поэтому я и придумал попугать немножко всякими куражистыми вещами американский сенат и конгресс.
Тогда мы написали открытое письмо Бушу, быстренько, это все заняло 15 минут. Уважаемый господин Буш, наша гробовая контора существует на рынке с такого-то года, мы хорошо себя зарекомендовали. Мы прослышали о том, что вы собираетесь начать иракскую кампанию, предлагаем вам со скидкой 50 тысяч отличных гробов для американских солдат и офицеров. Пообещали 30-процентную скидку, для солдат подешевле гробы, для офицеров подороже. Написали, что мы надеемся, что мы выдержим конкуренцию по ценам с нашими итальянскими коллегами, а традиционно в Италии закупают гробы американцы во время своих компаний, это мы тоже быстро выяснили. И написали это письмо, и отправили, а Буш нам не ответил.
Я через дня три-четыре вспомнил, что никакого ответа нет, и тогда мы написали аналогичное письмо Саддаму Хусейну, что господин Саддам, мы знаем, что у вас не хоронят в гробах, поскольку вы мусульмане, поэтому мы предлагаем вам сделать жест доброй воли, и на иракские деньги закупить 50 тысяч гробов для американских солдат и офицеров, чтобы они уезжали к себе домой, и не травмировали вот этими страшными цинковыми образами глаза своих соотечественников по прилету в США, и так далее. Саддам Хусейн нам ответил. Он нам ответил однозначным согласием, была связь с послом, нас показывали все телеканалы арабские.
А потом к нам уже приходили корреспонденты, поскольку это стало известно и в России, с ТВЦ, я помню, приходили: «Слушайте, а у вас тут на Красной площади гробовая контора?» Я говорю: «Да, у нас это все гробовая контора, у нас просто вывески нет». И люди, удивительно, я думал, что они понимают, что это шутка, а они показывали вечером...
А Синявский написал, это живой классик, поэт и писатель, стишок: «Вы поместитесь в наши гробики без диеты и аэробики» — гробовая контора братьев Стерлиговых. И уже этот стишок мы повесили на щитах в Москве, и уже просто отдыхали, можно сказать, морально. И нашу рекламу, одну из немногих реклам, сняла Коллегия по рекламе города Москвы, которая тогда действовала. То есть, ее запретили эту рекламу, потому что очень травмировала москвичей. Это вот история моей гробовой деятельности, на этом она закончилась.
— Хорошо, гробовую деятельность отметаем. Но, все же, вы угадали в свое время, открыли первую в СССР товарную биржу, а сейчас новый проект, похожий на старый. Повторю свой вопрос. Вы считаете, что ситуация сейчас назрела, настал момент для выхода такого проекта?— Да она уже созрела три месяца как. Мы три месяца назад заказали программное обеспечение, еще в августе.
— А можете поподробнее рассказать, почему именно вот этот проект сейчас реализуется?— Потому что я же находился в лесу последние шесть лет, вернее пять с небольшим. А туда, в лес, очень мало поступает информации, и поэтому та информация, которая все же доходит, ее анализируешь особенно тщательно. И переваривалась как раз информация по поводу мирового продовольственного кризиса, по поводу перепадов цен на нефть, которая росла очень сильно, необычайно сильно, по поводу других каких-то фундаментальных вещей. И поскольку информации было очень мало, в отличие от аналитиков, которые обладают огромным объемом информации, и телезрителей, которые вообще таким объемом информации обладают, что там и подумать не о чем практически, потому что просто каша в голове у них, а не информация. Я сам себя помню, когда у меня телевизор был — это же ужас. Только начинаешь о чем-то думать, там еще вал такой информации, все забивает, и уже думаешь о чем-то другом.
И сидел я как-то на пеньке, в августе месяце, серьезно. И думаю, что пора, пора. Вот такая мысль меня посетила, как сейчас помню. И буквально на следующий день я утром сел в машину, поехал в Москву, нашел своих друзей и знакомых, с которыми занимался бизнесом долгое время назад, в начале 90-х. Прошел, можно сказать, по кабакам, набрал народ, кто занимался этим, и кто умеет заниматься этими вопросами, договорился с очень крупным центром по программному обеспечению, по разработке программ. Мне дали напрокат очень хороших специалистов, за деньги, естественно, но оторвали от других работ, я сумел убедить своих товарищей. Говорили, что за полтора года они напишут программу, потому что программа очень большая, и такой не было еще, но написали за три месяца.
— Программа именно по биржевой торговле?— Это не биржевая торговля. Я вам сейчас расскажу, что это такое. Просто программу необходимо адаптировать к компьютерным сетям, к законодательству и к связи. Вот и все. То, чего раньше не было. В начале 90-х не было, не то, что компьютерных сетей связи, а даже законодательства не было. Был полный... А сейчас все есть. Понимаете? И поэтому необходимо адаптировать. К середине ноября мы это все сделали. Программа была протестирована, неделю назад закончилось тестирование. Сейчас идет обучение людей, потому что мало того, что с программой нужно уметь работать. Это, в общем, можно обучить медведя за два часа простым операциям офисным, а нужно еще уметь работать с людьми одновременно, которые приносят заявки, а заявки разного типа, проблемы разного типа, неплатежи разного типа, и вот это все увязывать с программой в режиме живых людей, куда им уехать, приехать, чего оплатить, и так далее, это вот требует времени для того, чтобы девчонок обучить этому делу.
Поскольку это в основном девчонки, это занимает не два дня и не три, а пару недель. Вот сейчас мы находимся в окончательной подготовке приема заявок, мы их уже принимаем, но принимаем не валом, а просто для того, чтобы учился народ у нас их принимать.
— А расскажите, пожалуйста, поподробнее про суть вашего проекта. Про него много домыслов. Что это на самом деле?
— Проект очень простой. Он заключается в том, что меньше стало денег. Вот денег было столько, потом столько взяли и вывели в офшоры на всякий случай, потому что народ стало беспокоить, что будет с его деньгами. Осталось вот столько. А вот столько денег не хватает на, то чтобы связать все возможные контакты между людьми по торговле, услугам и так далее, просто не хватает.
Вот деньги в мире. Я даже начал рисовать рисунок, это экономическая аналитика, можно сказать, это деньги. Денег взяли — попрятали значительную часть. Куда они делись? Их же никто не сжег, а они все лежат в оффшорах или сундуках. Причем это сделали не только крупные компании, и даже не столько крупные компании, сколько обычные люди. Потому что началось незнамо что, и когда незнамо что начинается, единичный вывод, который в голове есть, — это деньги приберечь.
— Был капитал, а стало богатство.— Правильно. А когда оно стало богатством, то его считай и нет, его как будто и не стало. То есть на тот период, пока оно богатство, его в режиме оборота даже банковского нет, не то что там реального. А вот этих денег, которые остались, их ни на что не хватает, их не хватает на связи между предприятиями, между тысячами предприятий. Их просто не хватает, чтобы эти связи работали. Их просто нет, инструмента этого нет. Вот как, знаете, нет мобильного телефона. Вот нет у вас мобильного телефона, он поломался, вы не можете разговаривать, или его спрятали куда-нибудь. Один мобильный телефон на 40 человек, пока там тебе и хватит, уже и тема пройдет, о которой разговаривали. И задача заключается в том, чтобы те деньги, которые остались, их хватало на всех.
Вот что нужно для этого сделать? В этом как раз проблема. А сделать для этого нужно, чтобы большая часть товаров обращалась в виде обмена и замыкалась, потому что цепочка, которая меняется, она должна обязательно замыкаться, иначе обмена не будет. То есть, если нет полного обмена, то тогда нет вообще обмена никакого, он же не может обрываться где-то. А как же тот первый, который был в этом обмене? Он безо всего остался. И поэтому последнее звено в этой цепочке обмена остается деньгами. И деньги удовлетворяют, поскольку это эквивалент абсолютный, кто бы он ни был первым в цепочке, не важно, чугун у него там был, или неплатеж за электроэнергию или еще что-то. По барабану. И денег нужно в этой ситуации ровно во столько раз меньше, сколько звеньев в цепочке. Понятна идея?
— То есть они все вазимозачитываются таким образом?— Да они не взаимозачитываются. Просто вот здесь эквивалентно меняются люди по 20 долларов, а здесь, для того чтобы связать первого с последним, нужно тоже 20 долларов, потому что это тоже равный участок финансовый. И поэтому тратится 20 долларов, а сумма оборота — 200 долларов. И получается, что одна десятая только из средств необходима. Раньше это сделать было невозможно, во-первых, а во-вторых не нужно было никому. Когда работают деньги, никакой бартер не нужен. Это просто головная боль лишняя. Когда произошла авария с деньгами, понадобилась альтернатива. Альтернативой деньгам может быть только один обмен. И вот почему раньше обмен был такой невозможен? Почему только сейчас он появился в режиме реального времени в последние месяцы, и отработана эта схема? Потому что не было в мире никогда компьютерных сетей, которые покрывают весь мир, не было связи, которая покрывает весь мир. И только буквально последние несколько лет, даже в теории наложение бартера на компьютер, это стало возможным.
Бартер всегда был — кто кого нашел, тот там поменялся, ну мало ли, во время блокадного Ленинграда или еще где. А здесь компьютер выдает в режиме онлайн тысячи предложений, миллионы заявок. Потому что компьютеру по барабану, он же вообще тупой на самом деле, он выдает длинные цепочки, где он связывает, когда дается заявка, что у меня есть чугун, человек тут же пишет на другой стороне заявки, что ему нужны при этом самосвалы, катализаторы, уголь, еще чего-то.
— У меня есть три вагона тушенки китайской.— Вот у вас есть три вагона тушенки. Вы приходите к нам и закладываете три вагона, которые у вас не продаются, к нам в систему в виде информации, то есть вагоны как у вас были, так и остаются. Но закладывая к нам три вагона тушенки и описывая их на основе классификатора товара, на который завязана программа, которая действует у нас в стране, вы тут же пишете по тому же классификатору, то есть если бы у вас были деньги, что бы вы купили. Вы бы купили еще один вагон, вы бы купили жесть, для того чтобы поставить китайцам, еще что-то, не важно, что вам нужно. Вы пишете необходимые потребности, и эту заявку оставляете в компьютере. Причем вы ее не просто оставляете, вы еще от заявки проплачиваете депозит в Сбербанк в размере 2% от стоимости заявленной вами продукции для того, чтобы эта информация стала не помойкой, которой полон Интернет, а реальной рабочей информацией. То есть эти деньги подтверждают то, что этот вагон стоит там, где вы указали, и в том количестве тушенки и того качества, которое вы указали. Вам этот залог возвращается в ста случаях из ста в стопроцентном объеме. Кроме одного случая, если этого вагона не окажется на месте к моменту сделки. И так происходит с любой заявкой.
— Какие-то первые заявки уже появились?— Конечно, появились. У нас от очень крупных компаний заявки, потому что никого из профессионалов убеждать вообще ни в чем не надо, потому что у них столько залежей товаров и столько залежей неплатежей, что уже им даже по барабану, их даже не очень волнует, будет работать система или нет, они готовы попробовать даже в неработающей системе.
— А оценить оборот можете?— Да никакого нет. Оборот будет, начиная с апреля месяца. Потому что для того, чтобы по математике заработала система и выдавались эти тысячи предложений в виде цепочек, должны быть миллионы заявок. А миллионы заявок могут быть только при открытии сотен региональных представительств, не десятков, а сотен.
— А через Интернет нельзя каким-то образом ускорить процесс?— Конечно, нет. Потому что Интернет — получится еще одна информационная база данных без всяких гарантий. А здесь — платежи, гарантийные взносы, договоры, которые подписываются вживую, то есть это живой механизм. Он не такой удобный, как деньги, никакого спора нет. Там нужно больше головной боли для менеджера, для того, чтобы не просто сделать прямую сделку и заплатить денег, а договориться с двумя крайними в своей цепочке по обмену. На это требуется в три раза больше времени и сил. Но есть альтернатива — ничего не делать и грызть чугун, и ждать когда кончится кризис.
— А эти заявки из какой отрасли? Металлургия, например, вы чаще всего упоминаете чугун.— И металлургия тоже. У нас уже со всех отраслей заявки. Дело не в этом. Я говорю, вы напрасно сейчас акцентируетесь на заявках. Мы сейчас акцентируемся не на заявках, а на открытии региональных представительств, потому что региональные представительства — это каналы получения заявок. Потому что в Москве мы можем получить только тех, кто приедет сюда ножками. Но нам это нужно сделать в масштабах 100% экономики, не 99, а 100%. Поясняю, почему. Потому что основной товар в системе — это неплатеж и дебиторка. И дебиторка у всех почти сейчас, а будет у всех по поводу электроэнергии, тепла и так далее. Поэтому это не какой-то сектор экономики, это вся экономика.
— А сколько нужно инвестиций для того, чтобы все это заработало на сто процентов, чтобы вы открыли все эти представительства? Кстати, вы единственный инвестор?— Да, я единственный инвестор. На это нужно много миллионов евро. И мы их тратим. Ровно столько, сколько потребуется, столько и потрачу.
— Какие тенденции помогут вашему проекту стать успешным?— Кризис. Чем больше неплатежей, тем более нужна наша система.
— Вот сейчас все говорят, что Обама появился, кризис пойдет на спад, и у нас антикризисные меры принимаются, России, как утверждают власти, осталось протянуть буквально полгодика.— Вы слышали про антикризисные меры Обамы? Одну он списал у Владимира Владимировича, первым делом — это общественные работы. Он назвал их по-другому — строительство дорог.
— Он, наверное, списал все-таки не у Владимира Владимировича, а у Рузвельта.— Тем не менее, Владимир Владимирович сказал об этом пять дней назад, а Обама — сегодня. Я не знаю, кто из них списывал у Великой Депрессии, но даже если и списывал, то первый списал Владимир Владимирович, а потом Обама. Это, во-первых. Во-вторых, он предложил очень антикризисную меру развития скоростного Интернета. И третья была связана с финансами.
Кроме того, вне зависимости от того, купит ли пенсионный фонд Норвегии бумаги у ВЭБа, или будет скупать на рынке, его интерес можно расценивать как положительный сигнал: крупные стратегические инвесторы возвращаются на российский рынок – значит, они верят в долгосрочный рост. Ведь такие фонды не занимаются спекуляциями и не покупают бумаги на полгода. 
